Язык офеней передавался поколениями, и вскоре его стали употреблять нищие, бродячие музыканты, конокрады, проститутки. Феней не просто общались, ею шифровали устную и письменную информацию, стремясь утаить смысл от лишних глаз и ушей. Жаргон вошел в воровские шайки, остроги и темницы, проник на каторгу. Их коренные обитатели даже отвыкали от родной речи, путая слова и выражения. Каждая преступная группа, каждая тюрьма дополняли воровскую речь все новыми словами и выражениями. Но, несмотря на грандиозную производительность, воровской жаргон не стал богатым и полноценным языком. "Блатная музыка" больше действует на эмоции, чем на интеллект. Академик Дмитрий Лихачев в статье "Черты первобытного примитивизма воровской речи" писал: "Воровская речь должна изобличать в воре "своего", доказывать его полную принадлежность воровскому миру наряду с другими признаками, которыми вор всячески старается выделиться в окружающей его среде, подчеркнуть свое воровское достоинство: манера носить кепку, надвигая ее на глаза, модная в воровской среде одежда, походка, жестикуляция, наконец, татуировка, от которой не отказываются воры, даже несмотря на явный вред, который она им приносит, выдавая их агентам уголовного розыска. Не понять какого-либо воровского выражения или употребить его неправильно - позорно..." Не зная точно употребление и смысл блатных выражений, нельзя завоевать какого бы то ни было признания и авторитета. Но следует отметить, что "блатари" ненавидят "наблатыканных", то есть тех, кто подражает им, разрушая всю патетику и привлекательность преступной речи. Вор отличается от фраера тем, что ботает по фене всерьез, а фраер употребляет блатные выражения в шутку, с иронией. Намеренная вульгаризация своей речи выдает "наблатыканного". Уголовный жаргон стали изучать еще в царской России (так, В. Трахтенберг, составивший "Жаргонъ тюрьмы", г. Санкт-Петербург, 1908 год, сам был первостатейным мошенником и продал правительству Франции рудники в Морроко, которых никто и в глаза не видел). Ряд статей и монографий увидел свет в первые годы Советской власти. Позже исследовать феню считалось дурным тоном, и она печаталась лишь в справочниках Министерства внутренних дел сугубо для служебного пользования. В 1982 году во Франкфурте-на-Майне издательство "Посев" выпустило "Словарь Арго ГУЛАГа" под редакцией Б. Бен-Якова. Тогда же появилось и нью-йоркское издание "Словаря блатного жаргона в СССР". Спустя год, в Нью-Йорке В. Козловский выпустил "Собрание русских воровских словарей" в четырех томах. В начале 90-х "блатную музыку" начали печатать и в России. Однако качество этих словарей, с научной точки зрения, низкое, и они имеют скорее познавательное значение.     Жаргон в начале века насчитывало почти четыре тысячи слов и выражений. Тюремно-лагерная политика СССР для криминального языка открыла целую эпоху. В течение десятилетий жаргон изменялся и дополнялся. Лексический запас современной уголовной среды включает свыше десяти тысяч слов и выражений (следует учитывать, что в них, не понятно из каких побуждений, включено много общеупотребительных слов, не относящихся к блатному жаргону). Многие из них применяются крайне редко, но все же применяются. Но это пассивный запас. Для общения блатарю достаточно 300-400 слов, хотя он понимает гораздо больше. "Блатная музыка" развивалась быстро и сумбурно. Каждая малина стремилась иметь свой тайный язык. Иногда слово рождалось, употреблялось несколько раз в разговоре или малявах и забывалось. Огромный кладезь воровской словестной мудрости полностью востребовать блатному миру невозможно. Подобная участь присуща любому языку, словари которого регистрируют намного больше, чем требуется для активного общения. Криминальный мирделился на узкие специализации: карманники,шулера, наркоторговцы, грабители, фальшивомонетчикии др. Каждый профессиональный клан развивал родную феню. Скажем, карманник сегодня вооружен пятьюстами терминов и выражений, шулера имеют около трехсот, домушники - двести, грабители и наркоторговцы - по 100 -150. Еще раз хочу напомнить, что якобы словари блатного жаргона, которых в Сети масса, представляют познавательный интерес, использовать же его в качестве учебного пособия для приблатненных романтиков практически невозможно. Феня сродни иностранному языку: овладеть ею, лишь прочитав словарь, нельзя. Понимание воровской речи - первый шаг к познанию блатного мира. А его нужно изучать. В том числе и для того, чтобы не стать его очередной жертвой.